И ни зги не видно. Даже если идти мелколесьем с фонарём, пригибаясь под каждым кустом, идти, оглушаемым залпами барабанов – будто пушка выстрелила у тебя над ухом. Там, за рекой, светлячки и странный лес из осиновых кольев, и притянутая за уши сказка о добром здравии и жимолости под окном. А барабаны грохочут из-за туч, и по лбу свинцовым градом рассыпаются, ударяя в неразберихе по глазам, лиловые капли жадно вырвавшегося дождя. Он сыплется из этих дождевых мешков, которые зависли на небе ещё до заката, и, скатываясь по штанинам, вонзается в носки ботинок; бросается оземь — в кроваво-кадмиевые лужи расплавленного солнца. Вода с неба наполняет меня до краев, и я иду по твоим следам, плутая в переулках новоявленных сумерек своим колесом «на поводке» — сверкающим ободом твоего старого велосипеда. Толкая его всё глубже к небу в реке гнутым стальным прутом, я перехожу на бег. Я бегу, и с каждым вдохом мне всё труднее дышать, и вода, та, что в моих лёгких, вырывается птицами из моего рта, и на языке тлеет предательский огарок их белоснежных перьев. Они рвутся из меня, пламенея в моём дыхании: воробьи и малиновки; и я не чувствую ног.
Мы смеялись над тобой — встали вокруг и, указывая узловатыми пальцами, сочными, как виноградная киноварь, смеялись тебе в лицо. Где это видано, чтоб в двенадцать, а уже старик. Весь седой. Мы взахлёб указывали на тебя, пока мир не съёжился до крохотной точки — из ниоткуда в никуда, пока перед глазами не осталось ничего, кроме дюралевого остова твоего велосипеда и лунной дороги твоих обесцвеченных волос. Пока чудовище, каким ты был для нас, не проросло сквозь меня внезапной прядью лоснящейся седины. Тогда, во вторник, я отправился за тобой. Я отправился за тобой, оглушаемый залпами барабанов, Нанда.
#ОсеньАристархПисьма #пиши_пропало